— Пятьдесят, — она уже шептала из-за моей безжалостной хватки на ее шее.
Дождавшись, когда я уберу руку, Эш приступила к делу, начав стягивать с меня одежду. Я позволил ей снять брюки и боксеры. Затем обувь и носки. Наконец, я остался обнаженным, с кончика моего члена уже капало предсемя. Обхватив Эш за ягодицу, я притянул ее к себе.
— Какая же ты нетерпеливая потаскуха.
— Шестьдесят.
Я мрачно усмехнулся.
— К концу ночи ты станешь миллионершей. Отлично придумано, Золушка.
От моей похвалы она словно расцвела.
Чертова. Девчонка.
Решив положить конец ее самодовольству, я перекинул Эш через плечо и так сильно ударил по заднице, что услышал вскрик.
— Самая нуждающаяся соплячка, что я встречал.
— Семьдесят! — воскликнула Эш и ударила меня по заднице в ответ.
Я вошел в ее комнату, едва борясь с глупой улыбкой. Секс ведь не должен быть таким. С партнершей по постели не должно быть так… весело.
— Раздвинь ноги и покажи, за что я так переплачиваю, — приказал я и швырнул ее на кровать.
— Восемьдесят.
Я звонко шлепнул ее по бедру.
— Вот теперь восемьдесят.
Ее темные волосы растрепались, беспорядочно рассыпавшись вокруг головы, а пухлые розовые губы приоткрылись. Я мог бы любоваться этой женщиной часами. Мне хотелось съесть каждый миллиметр ее тела и всю оставшуюся жизнь существовать за счет полученной энергии. Я не понимал, почему и как Эш на меня так действовала. Но в этом была ее суперсила. Я был в этом уверен, черт возьми.
— Займись со мной любовью. Вот так, — пробормотала Эш. — Тогда я смогу все время смотреть на твое суровое лицо.
Вызов.
Эш напрашивалась, чтобы я укусил ее в ответ.
Она думала, что я снова стану ее героем и спасу этот день.
Я боялся, что эта чертова девчонка никогда не научится.
Схватив Эш за бедро, я резко ее перевернул.
— Нет.
Эш взвизгнула, когда я в очередной раз звонко ударил ее по ягодице, сопроводив все оскорблением. Буквально обезумев, я набросился на нее, кусая за плечи, шею и шепча все более жестокие фразы, а Эш продолжала вести счет.
Сто тысяч.
Двести.
Триста.
Четыреста.
Пятьсот.
Время летело слишком быстро. Я оказался внутри нее, когда мы досчитали до полмиллиона долларов. Я трахал Эш очень грубо, вдавливая лицом в матрас, чтобы не видеть ее черт. Потому что знал: если посмотрю ей в глаза, то отступлю. Переосмыслю свое решение. Черт, да я точно притянул бы ее к себе и обнял, решив держаться за то, за что не должен.
Ее рыдания только раззадоривали меня.
— Что, это для тебя слишком, Золушка?
— С тобой никогда не будет слишком.
Я обвил пальцами ее горло и стал сдавливать, напоминая, что был самым влиятельным человеком в городе, а она — лишь моя служащая. Никчемная и незначительная.
Хотя все это не более чем игра.
Мой член считал, что Эш — лучшая, с кем он когда-либо сталкивался.
Почему-то в груди отчаянно ныло.
Разум никак не переставал работать, подкидывая мне сотни различных вариантов, как Эш могла бы вписаться в мир Константинов.
Оскорбления иссякли. Теперь я уже не так грубо врывался в ее тело. Мне так хотелось перевернуть Эш на спину и заглянуть в ее пронзительные ореховые глаза. Я мог бы днями напролет поклоняться ее телу. Всю ночь целовать, просто целовать эти пухлые губы. Однако подавив эти порывы, я болезненно впился зубами в ее плечо, а потом назвал игрушкой, которую можно попользовать и выбросить, начав с прежним темпом вбиваться в гостеприимное узкое влагалище.
В комнате повисла тишина. Было слышно лишь наше тяжелое дыхание и чириканье птицы из гостиной. Член продолжал пульсировать даже после того, как я закачал внутрь нее всю свою сперму. Я не знал, достигла ли сама Эш оргазма. Сердце громко и болезненно билось в груди. Казалось, оно пыталось вырваться наружу. Какофония мыслей в моей голове довела меня до чертовой головной боли.
Я потратил почти восемьсот тысяч на этот грубый трах.
Но оно того стоило.
— Сколько? — пробормотала она.
— Семьсот девяносто.
— Нет, — она попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть на меня, но не смогла. — Сколько ты возьмешь, чтобы я осталась с тобой на ночь? Мне нужно…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Выскользнув из ее тела, я сполз с кровати и отвернулся, не в силах смотреть на нее, когда она перевернулась на спину.
— Миллион.
— Уин, — заскулила Эш, потянувшись ко мне и шмыгнув носом. — Возьми семьсот девяносто.
— Может, ты и научилась торговаться, — отрезал я жестким тоном, — но я все еще Константин, мать твою. И не собираюсь заключать сделки с нищими.
Ее глаза заблестели от слез, а нижняя губа задрожала.
— Ты мудак.
Я рассмеялся, но этот смех вышел безэмоциональным и злым.
— Это нам обоим прекрасно известно. Доброй ночи, Эш. Где дверь ты знаешь. Можешь пока пожить в квартире шлюхи, пока не присмотришь себе собственную.
Позади раздали горькие рыдания, которые обязательно будут потом преследовать меня на манер призраков. Я спешно покинул комнату Эш и поднялся по лестнице, стремясь смыть с себя доказательства своего злодеяния. Да, я такой. Гребаный злобный монстр. Эш Эллиот следовало бежать подальше от таких, как я. Те задачи, с какими не смогла бы справиться мать, мне были по плечу. Мама уничтожила бы ее жизнь, а я — сломил бы Эш, разорвав на куски, и поджег руины ее мира, пока от них не остался бы лишь пепел.
Ледяной душ показался мне подходящим наказанием. Вода безжалостно била по телу, словно поражая меня ледяными иглами и напоминая, что я должен чувствовать боль. Может, мое сердце уже не так чувствительно, как прежде, но все еще не умерло. И раз дело касалось Эш, я позволил себе испытать боль. Мне хотелось обречь себя на страдания за то, что я с ней сделал. Что делал до сих пор. Ведь прямо сейчас она плакала из-за мужчины, который никогда не смог бы ее полюбить. Мне хотелось молить Бога, чтобы я когда-нибудь изменился ради нее. Нашел способ любить Эш, заботиться о ней и защищать.
Но я не мог.
Перед внутренним взором продолжало стоять убитое горем лицо Эш, когда я оставил ее одну на кровати, голую и истекающую моей спермой. Все, чего она хотела — провести ночь в моих объятиях. Почувствовать себя оберегаемой. Любимой. Под чьей-то защитой.
Выключив воду, я схватил полотенце с вешалки. Чопорное теплое полотенце для моей задницы. Я фыркнул, быстро вытираясь, а мысли все продолжали скакать со скоростью сто миль в секунду. Почистил зубы и расчесал волосы, даже не глядя в отражение.
Иногда мне просто не хотелось встречаться взглядом со смотревшим на меня злодеем.
А иной раз хотелось хоть на день стать принцем.
Глаза вдруг сами собой поднялись к зеркалу. В ответном взгляде я увидел лишь пустоту и тьму. Не было здесь никакого принца. Только испорченный, извращенный король, решивший разрушить единственное прекрасное, что было в его мире.
Я натянул спортивные штаны, изо всех сил стараясь не прислушиваться к звукам, поскольку боялся услышать плач. Сердце буквально грохотало в груди, когда я стал расхаживать по спальне. Через несколько минут я разочарованно вздохнул и направился к своему огромному шкафу. Все пиджаки и брюки висели в идеальном порядке. Кроме одного. Я подошел и поправил его, открывая, тем самым, дверь настенного сейфа. Введя код, я распахнул его и протянул руку — мимо стопки денег — за тем самым дурацким блокнотом с купонами. После чего нашел нужный лист и вырвал его.
В мужчине, несшимся вниз по лестнице так, будто от этого зависела его жизнь, не было ничего от Уинстона Константина. Это был слабый парень, беспокоящийся о девушке. Своей девушке. Я оставил злодея у двери спальни, во мраке, а сам нырнул к Эш под одеяло, сунул купон ей в руку и сжал ее пальцы своими. Листок смялся. Эш застыла, когда я вдохнул аромат ее волос и уткнулся носом в шею.
— Купон на объятия, — прошептал я. — Ты сказала, что они бессрочные.
Она расслабилась, а с ее губ слетел тихий полусмешок-полувсхлип.